Горлум, 53 - 21 апреля 2008 01:03

Симон Кармиггелт. Нидерландский писатель 40-50 годов. Голландский Чехов. Мастер короткого рассказа.
ВЫВОДЫ
Перевод Е. Макаровой.
Когда я в одном из провинциальных городков выбрался на вокзальный
перрон, амстердамский поезд уже отошел. "Проворонил" - так говорили раньше
комментаторы о вратарях, но сейчас этот термин не в ходу. Из расписания я
узнал, что следующий поезд отправится через полчаса. На перроне
свирепствовал осенний ветер, и я счел за благо скоротать время в
ресторанчике за чашечкой кофе. На столике, за который я сел, лежала карточка
с отпечатанным на машинке напыщенным объявлением, что здесь проводится
"Староголландский фестиваль лакомок", а в стеклянной посудине на буфете
доживали свой век два тоненьких бутерброда с сосисками. У старого официанта
сил хватало, только чтобы смотреть в окно. Хотя в ресторане было довольно
много посетителей, он стоял сложа руки, а заметив, что кто-то жестом
подзывает его, брюзгливо ворчал:
- Спокойно! Не раздвоиться же мне!
И слава богу, что он не мог раздвоиться, потому что ничего хорошего это
не сулило. Поодаль от меня, за столиком у самой двери, отчаянно размахивая
руками, оживленно беседовали двое мужчин. "Итальянцы, - подумал я. - Какая у
них все же богатая жестикуляция по сравнению с голландцами. Ведь мы
объясняемся одними только звуками и не пошевелим даже мизинцем. Что ж, в
этом наш национальный характер".
Место напротив меня заняла дама, излучавшая такую устрашающую силу
воли, что я даже немного испугался и решил отказаться от кофе. Подобные
персонажи встречаются среди обоих полов. Они настолько подавляют, что нельзя
сидеть рядом без напряжения. Я встал и направился в сторону итальянцев,
которые по-прежнему размахивали руками. "Вот это народ", - подумал я даже с
некоторым восхищением. Но, поравнявшись с их столом, к своему удивлению,
увидел там обычные голландские газеты и не услышал ни единого звука, потому
что там были совсем не трещотки итальянцы, а глухонемые голландцы. Я
выбросил из головы свои яркие мысли о разнице национальных характеров и
вышел на перрон. Мои выводы редко бывают верны, но я продолжаю наблюдать.
На перроне все так же свирепствовал ветер. Объектов для наблюдения не
было.
Я сел на деревянную скамью и стал разглядывать дома провинциального
городка. В крохотном садике какой-то человек вяло помахивал мотыгой. По
всему было видно, пенсионер. "Какой счастье, что Ян без ума от своего
садика!"
Когда-нибудь я тоже буду от чего-либо без ума. Человек оперся на мотыгу
и долго стоял, глядя прямо перед собой. Осенний ветер трепал его волосы.
Вдруг он вытащил из внутреннего кармана бутылочку и жадно хлебнул их нее.
Что ж, возможно, там рыбий жир. После конфуза с итальянцами я стал
осторожней. Я вижу, вижу то, чего не видишь ты, но дело тут вовсе не в этом.
Дверь в садик отворилась, и появилась седая женщина с чашкой кофе. Она
что-то крикнула, и мужчина медленно побрел к ней. Видно, она тоже была из
тех, кто не умеет раздваиваться. Мужчина взял у нее чашку, но, как только
она скрылась в доме, выплеснул содержимое чашки в траву. Я решил больше на
него не смотреть. Отвернулся в другую сторону и обнаружил у входа на перрон
будочку-автомат, где за три гульдена можно получить четыре разные паспортные
фотографии. Учитывая, что время у меня еще оставалось, а фотографии - штука
полезная, всегда пригодятся, я встал и пошел к автомату. Занавеска была не
задернута, но там уже кто-то сидел.
Это был мужчина лет пятидесяти в мятом плаще. У ног его стоял вытертый
от долгого употребления портфель. Он только что опустил в автомат три
гульдена. Замигали лампы. Возможность получить четыре <i>разные</I> фотографии он
не использовал. Просто сидел, неподвижно и мрачно уставясь в объектив. Когда
процедура закончилась, он с табуретки не встал, а дождался, пока сбоку
появятся фотографии. Я хорошо их видел - печальная физиономия в четырех
экземплярах. Не вылезая из автомата, мужчина внимательно рассмотрел
карточки. Держал он их почти у самого носа, и они ему явно не понравились.
Со вздохом он сунул в прорезь еще три гульдена. Снова замигали лампы. Но
вторая серия никак не могла получиться более привлекательной, потому что он
смотрел в аппарат с видом приговоренного к смерти. "Чего он хочет? -
подумалось мне. - Симпатичный портрет, чтобы отдать его после увеличить? Но
таким манером он ничего не добьется. Этот парень не иначе как псих".
Подержав у носа вторую серию, он нагнулся, вынул из портфеля ключ,
открыл им автомат и начал орудовать отверткой в его внутренностях. Монтер!
Монтеры автоматам не улыбаются, так же как и техники на телестудии. Конечно,
пришлось отказаться от мысли, что он псих. И от фотографий тоже. А немного
погодя я уже был в поезде. Дама из ресторана опять села напротив меня. Мы
разговорились, и она оказалась очень милым человеком.
Да, с наблюдениями и выводами пора кончать.

• 
• 
•