Âλεκς Χοροψυλοβ, 41 - 3 марта 2009 10:25

М.И.
В купе вошла темноволосая женщина, со смеющимися, из-под ровного чуба, усталыми бирюзовыми глазами и широкой, по кошачьи мягкой, улыбкой. Левой рукой она легко катила за собой сумку, под мышкой у неё был черный замшевый мешок, а правой она держала за руку девочку, лет пяти, с большими малиновыми губами и угольным штормом на голове.
Лев Ильич помог ей поставить сумку в рундук нижней полки и женщина начала снимать шарф с шеи ребенка.
- Я сяма! – супрямничала девочка, сверкнув светлыми поволжским глазами из-под татарских бровей и начала проворно разматывать со своей шеи белую пряжу.
- Вы не против, если мы сейчас спать ляжем; нам в Москве выходить. Хочу, что бы Маша поспала до столицы, - женщина кивнула на возящуюся с пуговицами девочку.
- Так поезд в четыре часа ночи приходит, да? – спросила женщину Полина.
- Да, нас муж на машине встретит, – еще раз спокойна улыбнулась женщина и начала доставать белую постель из полиэтиленового пакета, пока девочка развязывала красные червячки толстых шнурочков на ботиках.
Лев Ильич после постелил Полине и себе, и вышел в коридор, дав женщинам переодеться.
Ночью их разбудила Москва. Лева помог женщине вынести большую сумку, пока она несла на руках сонную девочку, соприкасая прямоту своих черных волос со смоляными волнами детских, и передал эту Елеусу довольному мужчине с крепким носом и ржаными бровями. Он, улыбаясь, подхватил на руки девочку, которая, обхватив его шею ручонками, вдруг удивленно – радостно вскрикнула «Папочка!» и поцеловала его в щетинистую щеку.
Лёва закурил у вагона, глядя вслед воссоединенной семье, которая уходила куда-то в столицу по ночному московскому перрону.