Константин, 49 - 17 марта 2009 14:43

В ту зиму, незадолго до Шестинедельной войны, мы с котом Петронием
Арбитром жили на старой ферме в штате Коннектикут. Сомневаюсь, сохранился
ли дом до сих пор. Он попал в зону ударной волны от Манхеттэнского взрыва,
а старые каркасные дома горят, как папиросная бумага. Даже если он и
выстоял, вряд ли кому придет в голову арендовать его - в тех местах выпали
радиоактивные осадки.
Но тогда нас с Питом он вполне устраивал. Водопровода там не было, и
поэтому арендную плату не вздували; к тому же комната, служившая нам
столовой, выходила окнами на север, а при таком освещении удобно чертить.
Существенным недостатком нашего жилища было множество наружных дверей
- двенадцать, если считать дверь Пита. Я всегда старался устроить для него
отдельный выход; здесь я вставил в разбитое окно нежилой спальни фанерку и
вырезал в ней по ширине Питовых усов кошачий лаз. Слишком много времени я
затратил, открывая дверь котам. Как-то я подсчитал, что с момента своего
появления человечество провело за этим занятием девятьсот семьдесят восемь
человеко-столетий. Могу показать выкладки.
Обычно Пит пользовался своей дверью, но категорически отказывался
выходить через нее, как только выпадал снег. Тогда он принуждал меня
открывать ему человечью дверь.
Еще пушистым шустрым котенком Пит выработал для себя простую
философию, в соответствии с которой я должен был отвечать за жилье, пищу и
погоду, а он - за все остальное. Особая ответственность, считал он, лежала
на мне за погоду. А вы знаете, что зимы к Коннектикуте хороши только разве
что на рождественских открытках.
Той зимой Пит взял за правило подходить к своей двери, обнюхивать ее
- и поворачивать обратно. Его, видите ли, не устраивало противное белое
вещество, покрывавшее землю и все вокруг. Он начинал приставать ко мне,
чтобы я открыл ему человечью дверь, ибо был твердо убежден: хоть одна из
дверей да должна открываться в лето. Поэтому всякий раз мне приходилось
обходить вместе с ним все одиннадцать дверей и приоткрывать их по очереди,
дабы он убедился, что за каждой из них та же зима. И с каждым новым
разочарованием росло его недовольство мною.
И все-таки он оставался дома до тех пор, пока гидравлика естества не
понуждала его выходить наружу. Когда он возвращался, льдинки на лапах
стучали по полу, словно башмаки на деревянной подошве. Он свирепо
посматривал на меня и отказывался мурлыкать, пока не слизывал льдинки,
после чего милостиво прощал меня - до следующего раза. Но он никогда не
прекращал искать Дверь в Лето.


Роберт Хайнлайн

• 
• 
•