el_gatto, 51 - 24 ноября 2009 13:42

[B]Рюноскэ Акутагава[/B]

[I]Он читал Анатоля Франса, положив под голову благоухающий ароматом роз
скептицизм. Он не заметил, как в этой подушке завелся кентавр.../[/I]

БАБОЧКА

В воздухе, напоенном запахом водорослей, радужно переливалась бабочка.
Один лишь миг ощущал он прикосновение ее крыльев к пересохшим губам. Но
пыльца крыльев, осевшая на его губах, радужно переливалась еще много лет
спустя.

КОЛОРИТ

В тридцать лет он обнаружил, что как-то незаметно для себя полюбил один
пустырь. Там только и было что множество кирпичных и черепичных обломков,
валявшихся во мху. Но в его глазах этот пустырь ничем не отличался от
пейзажа Сезанна.
Он вдруг вспомнил свое прежнее увлечение - семь-восемь лет назад. И в
то же время понял, что семь-восемь лет назад он не знал, что такое
колорит.

УСТАЛОСТЬ

Он шел с одним студентом по полю, поросшему мискантом.
- У вас у всех, вероятно, еще сильна жажда жизни, а?
- Да... Но ведь и у вас...
- У меня ее нет! У меня есть только жажда творчества, но...
Он искренне чувствовал так. Он действительно как-то незаметно потерял
интерес к жизни.
- Жажда творчества - это тоже жажда жизни.
Он ничего не ответил. За полем над красноватыми колосьями отчетливо
вырисовывался вулкан. Он почувствовал к этому вулкану что-то похожее на
зависть. Но отчего, он и сам не знал.

ЛУНА

На лестнице отеля он случайно встретился с ней. Даже тогда, днем, ее
лицо казалось освещенным луной. Провожая ее взглядом (они ни разу раньше
не встречались), он почувствовал незнакомую ему доселе тоску...
...............................
[Перед смертью Акутагава оставил это произведение своему другу, писателю Кумэ Масао, с нижеследующим письмом: "Следует ли публиковать эту рукопись - это уж разумеется, а также когда
и где, во всем этом и полагаюсь на тебя. Ты знаешь большинство лиц, фигурирующих на этих страницах. Но хотя я готов к опубликованию этой вещи, я не хочу, чтобы к ней был приложен
указатель.
Я сейчас живу в самом несчастном счастье. Но, как ни странно, не раскаиваюсь. Я только глубоко жалею тех, у кого такой дурной муж, дурной сын, дурной родственник. Итак, прощай! В этой рукописи я не хотел, по крайней мере сознательно, заниматься самооправданием.
Наконец, я поручаю эту рукопись именно тебе, потому что ты, видимо, знаешь меня лучше других (если только снять с меня кожу городского человека). Посмейся над степенью моего идиотизма в этой рукописи.
20 июня 1927 г."][/B]

• 
• 
•