Кошка♦Мёбиуса, 58 - 5 февраля 2010 06:23

С возрастом как-то отвыкаешь от ласки, от непринужденных и невинных тактильных контактов, от легких и невесомых прикосновений. Казалось бы, еще совсем недавно все было совершенно по другому, тебя баловали, носили на руках, гладили, целовали, ласково шлепали... и вся эта огромная энергия, все это внимание тебе даже казались чрезмерными. Когда ты был совсем маленький ты просыпался, и тебя окружали заботой и вниманием, брали на руки, целовали, касались кожи такими легкими мягкими руками, сладко пахнущими молоком и медом. Были тетушки, бабушки, друзья мамы... И все они хватали, поднимали вверх, сжимали в объятиях, тискали и что-то шептали. Но все эти «телячьи нежности» так утомляли, ты прятался… Затем пришло взросление, переходный возраст и из тебя полезли колючки и иголки комплексов и гормонов. И к тебе уже боятся подойти, потому что каждый раз нежной кожи на эти шипы, обдираясь в кровь, - они тоже бояться. Боятся боли и твоих шипов... Но и когда ты сам тоже натыкаешься на шипы, растущие из когда-то близких и казавшихся такими простыми и безобидными людей. Дилемма ежиков - им холодно, и они сбиваются в кучу, но потом начинают колоть друг друга.
Грустно, но количества солнечных дней и тепла в твоем календаре сокращается. Медленно, но неудержимо, год за годом. Только тогда мы начинаем ценить прикосновения, но уже ища в них другой смысл, и какой то новый скрытый подтекст, опасаясь, что нас неправильно поймут. И мы начинаем экономить. На тепле, на ласке, на касаниях. Так умирающие экономят силы, в надежде на спасение, молчат и лежат на нагретом месте, рядом, но так далеко, боясь истратить последние запасы тепла, вместо того, чтобы найти силы и позвать на помощь. Мы выдаем лишь скупые частички тепла, неизмеримо малые, словно по расписанию, по какой то необъяснимой и безмерно ограниченной накладной на человеческое тепло. И сами боимся принимать, отрицая саму жизненную необходимость в нем, почитая ее за слабость. А ведь тепло есть. Внутри нас. Огромное. Горячее. Живое. Безграничное. Чистое. Экологически чистые мегатонны энергии и тепла, бегут по нашей кровеносной системе, способные растопить лед и согреть. Согреть даже не одного человека, а всех до кого только сможем дотянуться. Но мы экономим и боимся, что тепло и нежность иссякнут, как загрязненный источник, скрытый под слоем песка, ила и прибившегося мусора. Но эти терабайты информации о каждой клеточке, о каждом волоске, о каждом миллиделении тепла на термометре чужого тела, циркулируют внутри, не находя порта через который можно было бы установить связь. Туда - обратно. И перекачивать эти безумные потоки информации и нежности. От тебя ко мне, от меня - тебе. От тела к телу. От души к душе. Нежность. Это ощущение рядом тепла другого тела, почти как своего. Это бесконечно легкие касания, когда чувствуешь уже не саму руку даже, а призрак руки, ощущаешь, что где-то за несколько миллиметров до тебя находится ее тепло. И тянешься к нему... беззащитно, инстинктивно, как еще слепой щенок к матери... всем телом... мягкой, гладкой шкурой... коричневым носом мягким и влажным, как речная галька. Возможно, именно поэтому мы так любим маленьких детей в их непринужденности, в стремлении быть рядом, просто доверчиво и откровенно исследовать мир своими маленькими ладошками. Именно поэтому мы окружаем себя кошками, скрываясь за мурлыкающим телом от острых граней реальности. Пряча пальцы в меховые животы, мы заменяем ими человеческое тепло. Нежность. Она окружает нас. Сотни жестов, доведенных до совершенства, чтобы никто даже не задумался о том, что ты просто хочешь коснуться и узнать какова на ощупь его(ее) кожа, как плавно подобно родниковой чистой родниковой воде течет между пальцев водопад волос. Мы придумываем ритуалы, сокращая возможность просто сидеть вместе, обнявшись, просто касаться друг друга, выстраиваем стены из запретов и условностей, ограничивая самих себя, замуровывая в глухую стену общественного мнения. Потом мы и сами привыкаем и сокращаем то количество теплоты, что могли бы подарить человеку. Мы отвыкли прижиматься всем телом, ощущаю каждой клеточкой его тепло. А так хочется перецеловать все пальцы в душной темноте одеяла, лизнуть в нос, подставиться всем телом под мелькание пальцев-бабочек по телу. Сидеть и расчесывать волосы, пропуская их через ладонь, как раскаленный на солнце песок, тонкими горячими струйками. Исследовать чужое тело, каждый шрамик, каждую родинку запомнить наизусть, не головой, но кончиками пальцев и губами... Но нет, мы выдаем нежность по талонам, скупыми солдатскими пайками, точно в блокадном Ленинграде. Где ее должно хватить до следующего раза. Хватить только на то, чтобы выжить. Дожить до следующего робкого, словно неуместного, случайно прорвавшегося сквозь ледяную корку отчужденности лучика нежности и тепла. Мы жестоки. Жестоки по отношению к самим себе. Мы сами, добровольно склоняем голову и, ссутулившись, выбираем свой каземат и пожизненный срок заключения. Каземат с сырыми холодными стенами, где лишь иногда… совсем-совсем редко в высокое зарешеченное окно под самым потолком проскальзывает солнечный зайчик надежды. Он скользит по щеке, возвращая ощущение жизни и радости, приходит напоминаем о том, что за этими стенами зеленая трава и пронзительное ярко-синее небо. Но чтобы вернуться туда, в тот мир нежности и отзывчивости, нужно открыть глаза и увидеть замшелые камни и решетки, которые мы сами избрали. И найти в себе силы выбраться из ледяного мешка отчужденности, силы поверить вновь,силы не отдергивать руку и не сжиматься, ожидая удара. И научиться отдавать свое тепло, дарить нежность и ласку, не ожидая ничего взамен, просто радуясь ощущению бархатистой кожи, до кот�

• 
• 
•